(и криптиды)

Чëрт - злой дух славянской мифологии.

Бродили туманным утром в Лопухинском саду.

Обнаружили вот такое.

Всю жизнь на этом углу все было нельзя взглянуть, служебная тайна за неприглядными заборами. А оказывается там красота весьма благородных классических пропорций и подумалось, а не пристань ли это? Царская переправа для Александра и Марии через Невку на Каменный остров.

Там тоже на стрелке Каменного гранитный причал напротив.

В Дворцовом саду реставрация, но мы попросились походить и нас впустили.

И я опять пересказывала дочери легенду из книги Пыляева, как перед нападением Наполеона, ночью громыхал по брусчатке города Медный всадник и его видели именно здесь у Дворца на Каменном острове, мрачно грозящего западу.

Наши легенды с нами.

История о попутчице с карагандинской трассы выбивается из ряда городских легенд Астаны. Действие её происходит не в Астане, а далеко за Карагандой — но леденящие душу подробности не оставляют сомнений, что легенда неотрывно связана с Астаной и её жителями.

Эту историю рассказывают водители, рискнувшие в одиночку добираться на своем автомобиле из Алматы в Астану. И все дают однозначную рекомендацию — под Карагандой нельзя оказываться в ночь. А если оказался — не останавливайся ни в коем случае. Ибо все, что здесь написано — рассказано серьезными людьми, достойными доверия.

Дорога — ничего так. Не скоростная трасса на Боровое, конечно, но ехать можно. Главное проехать Балхаш, там начинается нормальный асфальт. И вот летишь ты себе в сторону Астаны, музыка играет, шины шумят. Редко-редко проезжают машины навстречу, редко-редко обгоняют по «встречке». Тишь да гладь. Если бы не ночь.

Ночь уже наступила, включены фары — и вот незадачливый водитель где-то после деревушки Аксу-Аюлы, видит одинокую, «голосующую» девушку. Степь кругом, ни машины, ни домика какого — откуда она тут взялась. Разумеется, останавливается:

— С Вами все в порядке?

Простая девчонка, лет восемнадцать. Не страшная, но и не красавица — миленькая, но не более того. В глаза не смотрит, прячет взгляд, в руках даже сумочки нет. Она отвечает:

— Да. Вы не подвезете меня до дома, в Караганду?

Какой нормальный человек откажет? Подсаживает к себе девушку — и вперед, до Караганды. Молча, в тишине, только музыка играет — а водитель поглядывает на девушку. Та, вроде в порядке, но где-то одежда порвана, и что-то не так с ней. Что-то не то, понимаете? Это как не спутать похороны с юбилеем, так и здесь — не спутаешь человека ни с чем. А это не человек.

Но мозг — штука странная. Он все иррациональное и страшное запихивает подальше. И сердобольный водитель на всякий случай спрашивает:

— С Вами точно все в порядке?

— Да, спасибо, — отвечает попутчица. — Вы не дадите мне телефон, позвонить домой?

Водителю не жалко — пусть звонит. Может, родные волноваться меньше будут или встретят где-нибудь. Дает мобильный — «Звони!». Проходит минут десять пути — и тут до водителя доходит: «Где девчонка?». А её нет. Натурально, в машине никого, кроме водителя, нет.

Стоп, по тормозам. Шок, руки начинают трястись — кто-то бегает вокруг машины, кто-то нервно курит, кто-то заглядывает в багажник. И почти все берут мобильник, который так и валяется на пассажирском сидении — мобильник, у которого в списке набранных номеров — один новый телефонный номер. Незнакомый номер, с кодом Караганды.

Водитель набирает этот номер. И там, словно ждут звонка, поднимают трубку.

— Да? Алло?

Водитель начинает, сбиваясь и волнуясь, объяснять, что произошло, но его прерывают:

— Мы знаем. Так каждый год. Одиннадцать лет назад нашу дочь жестоко убили в том месте, где вы сейчас стоите. Каждый год, в этот день, нам звонят в это время — сначала звонок обрывается, а потом… А потом звоните вы, те, кто её подвозил, нашу доченьку.

И у водителя вдруг наступает прозрение — тысячи мелких деталей всплывают: и спутанные волосы девушки, и синюшный цвет кожи, и тусклые, бесцветные глаза, и измазанная землей одежда, и странный, сладковатый запах в салоне. И холод, заползающий в душу. И водитель, проклиная все, мчится по трассе дальше — в Астану, в Караганду, лишь бы подальше от этого жуткого места, куда угодно — но подальше.

И на голове — прядка новых седых волосков.

Мы отдыхали у моей тётки в Искитиме: шашлычки, водочка, походы в лес за грибами (правда, не нашли ни хрена) и прочие деревенские развлечения. Можете презрительно ухмыляться, мол, очередное быдло выбралось на природу, бла-бла, мне плевать. После адского сезона на работе — самое то. Днём помочь чуток тётке по огороду, потом в душ и вперёд, наслаждаться красотами родного края. Главное, не забыть мясо с утра замариновать.

Купаться ездили на Новосибирское водохранилище, где заброшенный водозабор, подальше от людных мест. Если вы сами оттуда, то знаете: там ещё здоровая бетонная дура на берегу стоит, цилиндр такой размером с дом, сложенный из плит. Местные его Колизеем называют. Благо бодренькая Серёгина “Нива” позволяла добраться, а то дороги там не очень, мягко говоря. Зато лес чудесный, вода почти без водорослей и нет лишних глаз. Вот там-то, на этом райском берегу, Светка с Эльдаром и кончились. И я вместе с ними за малым не остался.

Ни Сергей, ни менты мне тогда так и не поверили. Напрямую не обвиняли, но смотрели странно. Мусора ещё ладно, а вот Серёге я этого до конца так и не простил. Ещё общаемся с ним, а куда деваться, ведь работаем в одной конторе. Но дружба после того лета куда-то подевалась. Наверное, тоже там осталась, в сырых коридорах под поверхностью водохранилища.

Первой это заметила Светка, не зря Эльдар её глазастой называл. Она уже сбросила шорты с футболкой и осталась в купальнике.

— Ой, это чего там, плот какой-то, что ли?

Я как раз выгружал рюкзаки и снарягу из багажника. Выпрямился, прикрыл глаза ладонью, посмотрел. Вода на солнце сильно блестела, толком ничего не разобрать, но вижу — чёрное что-то вдалеке, типа платформы. В том месте водохранилище не очень широкое, противоположный берег видно этакой тёмной полосой. А эта хрень была ближе к нашему пляжу, метрах где-то в шестистах.

— Может и плот. Да не, маловат. Потом посмотрим, помоги лучше. Палатку умеешь ставить?

Она, естественно, не умела. Ну да дел там немного, в шесть рук быстро разбили лагерь, поставили две палатки: одну для нас с Серым, вторую для голубков, на другой стороне поляны, чтобы не мешали нам спать своей романтикой. В тот раз мы планировали провести на берегу две-три ночи, ну или пока комары не сожрут.

Сразу натянули тент, сложили очаг из кирпичей, нарубили дров на первое время и пошли купаться. Выпили чуток, понятное дело. Короче, про “плот” этот вспомнили только на закате.

— А ты свой бинокль не прихватил, случайно? — Серый щурился, пытаясь рассмотреть тёмный предмет среди волн.

— Не-а, на столе остался.

— Давайте просто доплывём да поглядим, — предложил Эльдар.

Я как раз приземлился на бревно и стругал палочку дедовской финкой, без которой в походы не хожу, и что-то делать было категорически лень. Я так и сказал.

— Лень мне. Лодку ещё надуть надо.

— Да чего там плыть-то, так доберёмся, своим ходом. Интересно же.

— Сдурел?! Я тебе дам “своим ходом”! — всполошилась Света. — Не пущу.

— Не, Эльдар, — присоединился я к голосу разума, — тут далековато всё же, а я не КМС по плаванию. Плюс выпили уже, темнеет…

— Паш, а птичка твоя где? Заводи, полетаем!

Паша — это я. А птичка у меня в любой поездке с собой, да и полетать всегда готов, чего уж. Слазил в палатку, распаковал свою гордость, китайский Fimi X8, взлетел. Отошли в тень под деревья, чтобы не бликовал экран. Повёл низко над водой. Ничего, ничего, ничего… Вот оно. Мы увидели… Да ни черта мы толком не увидели, на самом деле. Ещё и видео начало тормозить, я забеспокоился, как бы не потерять коптер.

— Паш, это чего такое? — Эльдар наклонился над телефоном, загородив мне при этом обзор вихрастой башкой.

— Вижу не больше твоего. Даже меньше, ты голову-то убери.

— Квадрат какой-то, — задумчиво пробормотала Света. — Как у Малевича.

Действительно, по воде будто плыл совершенно плоский, полностью чёрный квадрат.

— Спустись пониже?

— Куда уж ниже-то.

Но я всё же снизился, буквально до метра. Солнца ещё хватало, но поверхность геометрически идеального квадрата оставалась чернее ночи. Хотя…

— Это что, ступеньки там? Чуваки, да это люк какой-то! Офигеть!

Да, это был долбаный люк, прямо посреди воды. В свете садящегося солнца я успел разглядеть железную стенку, всю в потёках, и уходящий куда-то вниз ряд ржавых скоб, прежде чем картинка окончательно превратилась в слайд-шоу и прервалась. Матерясь, я стал остервенело жать на кнопку возврата домой и высматривать над водой свою птичку. Но хрен там плавал, соединение потеряно.

— Ебучий караул! Серёг, тащи насос, будем лодку качать.

— Прямо сейчас, что ли?

— Нет, бля, через неделю! Ты знаешь, сколько такой коптер стоит? Даже бэушный.

— Он, наверное, прямо в эту дырку упал, — Света сочувственно смотрела на мои метания по берегу. — Мог и уцелеть.

— От капель там есть защита, но если в воду сел, то кранты, — расстройству моему, должен сказать, не было предела.

Подошёл Серый с компрессором, я снял с крыши “нивы” лодку. Когда надулась, бегом поволок её к воде.

— Я с тобой сплаваю, — вызвался Сергей.

— Лады, я на вёслах. Чёрт, фонарь же ещё нужен, — я снова нырнул в палатку.

— Осторожнее там, мальчики. Мы пока костёр разведём, поляну накроем.

— Добро. Мы быстро.

Вёслами я махал, как полоумный, так что минут через десять были уже на месте, хотя ветром лодку отнесло чуть в сторону и пришлось нагонять. Затянул налобный фонарик, опёрся о борт и посмотрел вниз. В нос сразу шибануло сыростью, но не как прежде, а застоявшейся, зацвётшей водой и ржавым железом, как из старого коллектора. Неприятный такой запах.

Солнце уже почти коснулось леса на противоположной стороне, вода из голубой превратилась в оранжевую, но на ней всё так же чётко и неестественно выделялся квадрат пустоты со стороной метра полтора. Он распахивался вровень с поверхностью воды, так что она то и дело плескала через края и стекала по стене со следами ржавчины и сварки. Ступени действительно были, но никаких признаков решётки или крышки, и вообще ничего больше вокруг. Фонарик добивал метров на шесть в глубину, не достигая дна. Изнутри ощутимо тянуло холодом.

— Как думаешь, — спросил склонившийся рядом Серёга, — что это за чертовщина?

— Без понятия. Часть водозабора, видимо, или какой-нибудь там клапан сброса. Блин, да не знаю, я экономический заканчивал.

— Как-то не очень безопасно выглядит. Ты уверен, что…

— Уверен, уверен, — соврал я и перекинул ногу через борт. — Ты, главное, тут подожди, зацепись веслом за край, что ли. Только дно смотри не порви.

Залезть оказалось непросто. Я был босой, и острая кромка люка больно впилась в пятки, стоило на неё опереться. Корячась, как червяк, я всё же нащупал ногой первую скобу, оказавшуюся почти ледяной, и начал спуск в холод и затхлую темноту. Это было очень странное ощущение: ты вроде погружаешься в воду, но при этом остаёшься сухой. Вот глаза оказались на уровне воды, потом пошла сплошная стальная плита.

Почти сразу звуки снаружи как отрезало, я слышал только плеск переливающихся через край волн и звук падающих капель далеко внизу, отдающийся многократным эхом и оттого какой-то странный. И ещё своё дыхание. Я монотонно перебирал руками, то и дело посматривал вниз, но дна было по-прежнему не видать.

Кожа покрылась мурашками, то ли от перепада температуры, то ли от неприятной обстановки. Вспомнилось некстати, как пацанами лазали по подвалам строек и всяким теплотрассам. Один нытик с нашего двора там упал, и рука, скользнувшая меж труб, сломалась в трёх местах. Это нам потом уже рассказали, что в трёх местах, а тогда он там так на руке и повис. Благо почти сразу вырубился от боли. Доставали его пожарники из соседней части, куда мы с криками прибежали за помощью. Ох и всыпали же нам тогда.

Зацепившись за скобу локтем, я вытер со лба пот и снова глянул вниз. Ничего, кроме очередного участка квадратной шахты, не углядел. Да какая ж тут глубина-то, а? И тут раздался, отражаясь от стенок, невнятный то ли стон, то ли рёв. Я дёрнулся и едва не сорвался, прежде чем понял, что это Серый спрашивает сверху, всё ли нормально. Голова толстяка чёрным силуэтом торчала на фоне светлого квадрата неба, ставшего размером не больше салфетки.

— Порядок!! — заорал я, и сам от себя чуть не оглох. — Дна пока нет!

Стена от наших голосов слегка вибрировала, я буквально на нервах ощущал, как колышутся за ней огромные массы воды, прогибая металл. Решил про себя, что ещё метров на семь спущусь и баста. Птичку до слёз жалко, но я человек уже немолодой, мамон пусть и небольшой, но собственный, так что надо трезво рассчитывать силы. С такими невесёлыми мыслями продолжил пересчитывать ступеньки. И минуту спустя что-то вокруг изменилось.

Думаю, дело в акустике. Акустика там была такая… Сложно это описать. Звук уходил по шахте вверх и вниз, потом возвращался, уже изменённый, гулкий и затянутый, смешивался опять. А тут вдруг появилось ощущение обширного пространства, прям реально большого. Уж не знаю, какой орган чувств у человека за такое понимание отвечает, но как есть. А вскоре ещё подуло ветерком по голым ногам. Шахта закончилась, теперь я висел, как блоха, на стене огромного подводного бака. Куда ни глянь, луч просто уходил в черноту и не возвращался. Снизу тихо плеснула вода, и я разглядел на ней что-то белое. Мой коптер.

— Так, — пробормотал я, — по крайней мере, не утонул.

— Ооуулл, — дребезжаще подтвердило эхо.

Воды на дне оказалось на удивление мало, сантиметров десять. Подождал, чтобы руки-ноги хоть немного перестали трястись, и подобрал аппарат. Корпус сухой, лампочка на брюхе мигает. Видать, когда он потерял управление (может, как раз из-за кучи железа под водой), то спустился и аккуратно встал на ножки. Повезло, что мелко, хули.

Заметно поуспокоившись, я стал изучать место, в котором мы с китайским другом оказались. Что сказать. Место оказалось странным. К стене возле лестницы была приклёпана жестяная табличка с красными трафаретными буквами, но от краски осталось так мало, что не прочтёшь. “БЛОК чего-то там ЕРН №5”. Я осторожно побрёл вдоль стены налево, ведя по ней рукой и шаркая ногами, чтобы, не дай бог, не напороться на какое-нибудь стекло.

И правильно сделал, потому что двадцать шагов спустя нога ухнула вниз, в дыру меж прутьев скрытой водой решётки. Обошёл её по краю. Дальше в стене открылось несколько больших воронкообразных раструбов, в основном забитых ветками, грязью и прочим дерьмом. Среди мусора разглядел чью-то помятую оправу от очков.

Из любопытства я слегка отклонился к центру помещения, но далеко не ушёл: нащупал ступени, уходившие глубже под воду. То есть часть впечатляющей размерами цистерны оставалась затопленной, а акваланга я не прихватил. Пришлось вернуться к стене и переть дальше, рассматривая поднимающиеся из воды тут и там пучки толстенных труб неизвестного назначения, похожие на колонны, терявшиеся в темноте наверху. Время от времени в той части, где начиналась глубина, что-то негромко плескало и нутряно булькало.

Спустя несколько минут впереди показалась приподнятая над полом дорожка, огороженная гнутыми перилами. Пропетляв по залу, она привела меня к мощной двери, какие обычно ставят в бункерах, только распахнутой и вросшей в пол. А за дверью начинался обычный бетонный коридор, до середины стен выкрашенный синей краской, из стыков плит которого сочилась струйками вездесущая вода. Всё это наводило на мысли о затонувшей подлодке, на которой уцелел только один пассажир — я. Вдалеке, за поворотом коридора, горел электрический свет.

Я выключил фонарик и проморгался, чтобы понять, не показалось ли. Но нет, и правда свет. Вода на дне бетонной кишки едва заметно блестела навроде лунной дорожки. И ещё она шла мелкой рябью, как от работы большого движка в недрах сооружения. В самом деле, без рабочих насосов тут всё давным-давно должно было затопить.

— Оууллл? — сказал коридор.

Я шарахнулся назад и чуть не полетел через перила, здорово ободрав поясницу. Еле нашарил нужную кнопку на фонаре: ничего, пусто. Грёбаное эхо. Снова раздался звук, на этот раз из-за спины и более знакомый: слов было не разобрать, но я понял, что это орёт наверху забеспокоившийся Серёга. Сколько я уже тут торчу? По всему выходило, что прилично.

Вот и решил, что увидел более чем достаточно. Я, знаете ли, вообще на такой контент не подписывался. По стеночке вернувшись к лестнице, сунул коптер за резинку плавок и полез наверх. Быстро полез, надо сказать. По крайней мере, поначалу. И часто оглядывался, пока не выбрался на свежий воздух. Не стесняюсь доложить, что в какой-то момент мне стало в этом месте очень, очень неуютно.

Наверху отмахнулся от вопросов Серёги, передал ему спасённый аппарат, сам перевалился в лодку и блаженно растянулся на дне, насколько хватило места. Скомандовал:

— Всё, брат. Твоя очередь грести, с меня на сегодня спорта достаточно.

Поплыли. И чем дальше оставался провал на воде, тем лучше было моё настроение, и ровнее стучал в груди моторчик.

На берегу совсем отпустило. Там весело трещал костёр, на нём кипел видавший виды котелок с чаем. Всё так же игнорируя вопросы, я начислил и сразу хлопнул стопку водки, следом ещё одну. И только потом пересказал своё приключение ребятам. Я в жизни наделал много глупостей и ошибок, но вот за эту конкретную мне стыдно в особенности. Думаете, надо было заметить, как разгорались по мере рассказа глаза у известного приключенца Эльдара, и вовремя заткнуть свой болтливый рот? Даже спорить не стану. Но вышло как вышло, чего теперь.

— Охренеть, вот же находка! — от волнения Эльдар вскочил и, размахивая клешнями, заходил вокруг костра. — Будет, что нашим рассказать. А то: стареешь, мол, променял дух приключений на глушь и шашлындосы. Ха! Завтра надо прямо с утра на разведку. Фонари взять, батарейки, зеркалку, что там ещё…

— Ну уж нет, — тут же сказал Сергей. Он всё никак не мог отдышаться после гребли. — Я пас.

Это и понятно, малый он всегда был смышлёный.

— И вам не советую лезть, — добавил я.

Заметив, что вообще не услышан, я со скрипом поднялся и подошёл к Эльдару, положил руку на плечо, заглянул в глаза этому маньяку.

— Правда, дружище, хреновая идея. Провалитесь куда-нибудь, или током ёбнет, да мало ли что. Мы вас даже вытащить не сможем. Может, туда канализация со всей округи стекается. Чего ты, больших выгребных ям не видел? Давай лучше просто отдохнём, как планировали: солнце, лето, рыбалка, девушка вот у тебя красивая. Куда тебя несёт?

— Да ладно, ты ведь несерьёзно, — Эльдар вывернулся и продолжил вышагивать по поляне. — Это же очуметь как интересно, что там, в том коридоре! Почему там до сих пор свет есть, что это за конструкция вообще. Может, она с ГЭС связана?

— До ГЭС отсюда километров сорок, — рассудительно заметил Серый, — и я тоже согласен, что из интересного там можно только ноги переломать. Будет классическая заметка в местной газете. Из серии “очередной тупой турист полез куда не надо и утонул”.

“Оулл”, всплыло у меня в памяти, и аж передёрнуло всего. Я обратился к Светке как последнему средству:

— Свет, ты же умная женщина, ну скажи своему барану!

И тут же понял, что помощи не дождусь: дама сердца смотрела на барана влюблёнными глазами и отговаривать явно не собиралась. И то сказать, они два года назад вместе на Эльбрус ездили восхождение делать, а до этого ещё куда-то. Два сапога пара, короче, тут я просчитался.

— Так, ладно, — постановил я, — утро вечера мудренее. Давайте пожрём, а завтра, как встанем, ещё раз всё толком обсудим.

Но мы ничего уже не обсудили. Вечер затянулся, включив в себя песни под гитару, обильные возлияния и купание голышом при луне (не спрашивайте). Проснулся я не сказать, чтобы рано, часов около одиннадцати, но Серый всё ещё мощно храпел рядом. Не считая этого, в лагере было тихо.

Проглотив таблетку нурофена и сходив поссать, я принялся разбираться с коптером. Запустил, сделал круг над поляной. Всё с машинкой оказалось в порядке, и я подключил её шнуром к телефону, чтобы перенести вчерашнее видео и почистить карту памяти. Потом запустил на телефоне плеер и лениво долистал до конца, где аппарат, игнорируя команды, начал плавно спускаться в шахту.

На экране замелькали ступеньки лестницы, затем дрон со стуком приземлился, картинка застыла. Винты прекратили истерично жужжать, и я снова погрузился в атмосферу странного сооружения: падение редких капель, журчание воды, неопределённые гулкие звуки, похожие на вздохи металла, приходящие издалека — из тех туннелей, где, возможно, продолжали работать какие-то механизмы. Видно практически ничего не было: фонарик на птичке не предусмотрен, а свет из люка до дна почти не доставал. Запись, судя по таймкоду, длилась ещё минут десять, потом умный аппарат сам перешёл в спящий режим.

Я собирался было выключить видео, как вдруг из динамиков донёсся новый звук: резкий такой всплеск и последовавшее за ним эхо. С похожим звуком надолго задержавший дыхание пловец выныривает на поверхность. Пловец, который потом с медленными влажными шлепками направился в сторону дрона.

Я застыл, только бестолково теребил кнопку увеличения громкости, которая и без того была на максимуме. Шлепки (не шаги!) были двойные. Шлёп-шлёп. Пауза. Ш-шарк. Что бы там ни было, оно не шло: ползло, волочилось. Хлюпало.

Камера слегка вздрогнула, динамик затрещал: что-то прикоснулось к аппарату, робко, как бы на пробу. Внезапно квадрокоптер поднялся в воздух и стал крутиться, показывая попеременно то квадратик яркого света высоко вверху, то стену с нечитаемой табличкой, то залитый водой пол. Хлюпающее сопение раздавалось теперь возле самого микрофона. Так мог бы, наверное, хрипеть больной гайморитом на последней стадии, едва не захлёбывающийся слизью.

Наконец, аппарат аккуратно поставили на то же место, где он приземлился. Шлепки отдалились, плеснула невидимая вода. Я вспомнил как дышать только когда в глазах уже потемнело. И чуть не умер от сердечного приступа, когда позади что-то резко взвизгнуло. Это проснувшийся Серёга расстегнул молнию и выбрался из палатки.

— Доброе ут… Ты чего такой бледный, Паш?

А я понял, что же мне показалось странным в лагере, когда я только встал. Не тишина, это ладно бы. Вчера мы вытащили лодку подальше на траву, помню точно, был ещё трезвый. Больше её там не было. Я как-то автоматически повернулся и посмотрел в сторону люка, ведущего в подводный резервуар. В котором, как я раньше догадывался, а сейчас знал точно, что-то было. И возле которого теперь покачивалась на волнах пустая лодка.

— Твою-ю мать, — проследил за моим взглядом интеллигентный обычно Сергей, и ещё кое-что сверху добавил. — Без нас пошли. Похоже, давно. Что будем делать?

Я устало закрыл лицо руками, помассировал опухшие веки. Тяжело вздохнул, хотя, если по чесноку, хотелось орать разное неприятное про Эльдара, мать Эльдара и всю его родню. “Что делать”, “что делать”. Хули теперь сделаешь, надо было добывать их оттуда, диггеров сраных, да мотать домой как можно скорее. Причём не к тётке в Искитим домой, а вообще. Отдохнули, называется.

Вот как на духу: при мысли о необходимости снова лезть в холодную дыру руки-ноги натурально сводило судорогой, а на загривке шевелились волосы. Но оставлять ребят там одних было нельзя, мать меня не так воспитывала.

Вы, конечно, спросите, почему я выключил и спрятал в карман телефон вместо того, чтобы показать видео Серёге. Ну, допустим, показал бы. И что бы это дало, кроме истерики? А мне требовалась подстраховка.

Для начала мне пришлось сплавать за лодкой и подогнать её к берегу. Мышцы тут же разнылись после вчерашних приключений. Конечно, я поорал немного в шахту, но в ответ услышал только собственный искажённый голос.

Загрузились в лодку вместе с Серёгой, заодно я чуть лучше экипировался: запасные батарейки к фонарю, сандали, чтобы ногам попроще было, ещё по мелочи. Когда подгребали к люку, Сергей неуверенно, но весьма храбро предложил лезть вместе. Я оценил порыв, но посоветовал ему подежурить в лодке и гнать за помощью, если не вернёмся через час. Про то, что с его тушей он назад выбраться просто не сможет, и мне придётся поднимать уже троих, я упоминать не стал. Да он и сам всё понял, не дурак.

Спускаясь, я делал остановки и подолгу прислушивался, не раздастся ли какой звук (например, знаете, резкий такой всплеск). Однако было тихо. Внизу первым делом тщательно осмотрел пространство под люком, покричал Свете с Эльдаром, но пустой бак оставался безжизненным и ещё больше, чем вчера, напоминал пещеру с искусственными сталагнатами из труб. Воды стало больше, ноги погрузились по щиколотку.

Скорее всего, ребята ушли исследовать бетонные тоннели, как и собирались. Скоро я добрался до бункерной двери, за которой начинался коридор. Заодно обратил внимание, что дверная плита не просто просела и заклинила, а была наполовину сорвана с могучих петель. Такое мог сотворить, пожалуй, только взрыв или гидроудар.

Пять минут ушло на то, чтобы собраться в кучу и сделать дыхательное упражнение, которое мне как-то посоветовала бывшая. Вдо-ох, вы-ы-ыдох. Помогло. Так, немного.

— Ну что, Оулл сраный, принимай гостей, — сказал я вслух, и тут же решил, что больше ничего говорить не буду, очень уж противное там было эхо.

Загребая сандалиями воду, добрался до первого поворота и осторожно за него заглянул. Коридор продолжался ещё метров тридцать, там разветвлялся на два, а до развилки справа и слева фонарик нащупал несколько простых железных дверей в стенах. С окошками типа тюремных кормушек и номерами, выведенными краской по трафарету: Б-7, Б-6 и так далее. Отблески света стали отчётливее и вели в левый поворот развилки: где-то там горела тусклая лампочка.

Из интереса я подёргал двери, и только потом понял, что в проушинах для замка стоят здоровые приржавевшие болты, ещё и посаженные на сварку. Одна из кормушек была открыта, но, посветив внутрь, я не увидел ничего интересного: стены в покоцанной плитке, какие-то большие бутыли, пучки труб с манометрами и свисающей изоляцией. Что-то типа верстака в углу. Добравшись до развилки, нарисовал на влажной стене стрелку, указывающую на выход. Да, маркеры из Серёгиного бардачка я тоже прихватил. Подозревал, что найду тут лабиринт, и смотрите-ка, кто оказался прав.

За одной развилкой почти сразу последовала другая, затем третья. Некоторые заканчивались тупиком: закрытой дверью или переплетением труб с вентилями, а в одном месте путь и вовсе преградила обвалившаяся потолочная плита, из-за которой хлестали потоки воды. Вдоль потолка попадались аварийные светильники за толстым мутным стеклом, но горел вполнакала хорошо если каждый десятый, добавляя к нескончаемому журчанию воды свой болезненный жужжащий звук.

Я старательно вандалил стены жирными стрелками. Версия, что мои горе-приключенцы попросту заблудились, становилась всё больше похожей на правду. Мне бы шумнуть, позвать их, но что-то внутри останавливало. Не хотелось шуметь, и всё тут. Решил, что поищу пока так.

Почти в каждый коридор выходили двери: овальные с мощными затворами, обычные, иногда просто пустые проёмы. С номерами, с табличками и без них.

На одной из приоткрытых дверей значилось “Смотровая”. Меня это зацепило, потому что такое название ожидаешь увидеть в какой-нибудь больнице, а не в канализации. А ещё там горел свет. Казённого вида дверь громко заныла ржавыми петлями открываясь. Внутри оказалось что-то типа лаборатории: склянки, шкафы со стеклянными дверцами, кушетка, кислородный баллон. На обычном письменном столе горела лампа, согнутая так низко, что почти ничего, кроме самого стола, не освещала.

Ещё там стояли соединённые трубками баки вроде автоклавов, только большие, в рост человека. Я видел похожие в передаче Кусто, в них отсиживались ныряльщики после глубокого погружения, чтобы не словить кессонную болезнь или как-то так. Ещё они напоминали капсулы, в которых надо плавать в солёной воде, чтобы ничего не ощущать — забыл, как это называется.

Пошуровав фонариком, увидел в углу большую кучу мокрых тряпок, а сверху на них валялись советский фотоаппарат “Зенит” (у самого такой был) и что-то очень похожее на пластинку для выравнивания зубов, какие носят дети. Я плотно закрыл дверь смотровой, прежде чем отправиться проверять следующий коридор.

В полу, стенах и потолке встречались иногда круглые отверстия диаметром с тарелку, обычно зарешеченные, но не всегда, так что под ноги я смотрел внимательно. За одну из таких решёток, куда с шумом лилась вода, покрывающая пол коридора, зацепилось что-то яркое, кислотно-розовое. Я издалека понял, что это такое, потому что нет-нет, да и засматривался на Светкину фигуру на пляже. Но на всякий случай подошёл убедиться.

Это был верх от её купальника, зацепившийся застёжкой за решётку. Я хотел бы представить себе внезапный порыв страсти, настигший здесь молодых, в результате чего предмет одежды унесло водой. Хотел бы, но не смог. Где-то с этого момента я начал всерьёз подозревать, что успехом моя спасательная миссия не закончится. Но вернуться, не осмотрев оставшуюся часть комплекса, не мог. Сверился с часами: до момента, когда Сергей поплывёт к берегу, сядет в машину и поедет в сторону ближайшей деревни, попутно набирая 112, оставалось тридцать минут.

Я уходил всё дальше, исписал два маркера из трёх, а коридоры только ветвились. Один из них стал круглым, превратился в сужающуюся до размеров кошки трубу, и мне пришлось долго возвращаться к предыдущей развилке. В другой раз я наткнулся на лифт и лестницу рядом, ведущую вниз, в заполненную водой шахту. Светильники горели в её глубине, намекая на другие затопленные этажи. Я насчитал минимум четыре пролёта.

На полу и стенах появились кораллоподобные наросты, об один из которых я чуть не рассёк ступню, спасла подошва. И я оказался не единственным вандалом здесь: трижды на стенах встречались корявые непонятные рисунки, сделанные какой-то бурой гадостью, даже знать не хочу, чем именно. То ли иероглифы, то ли схема туннелей, не разобрать. Плюс вот уже десять минут, как я отчётливо ощущал пятками вибрацию пола: невидимые насосы, если это были они, исправно делали свою работу. Это смущало. Никак не мог выбросить из головы мысль, а кому же их тут обслуживать.

Довольно скоро я бросил дёргать двери и заглядывать в проёмы, мимо которых проходил, ведь времени оставалось всё меньше. Но перед тем успел насмотреться на комнаты без пола и потолка, на выпотрошенные электрические шкафы и массивные агрегаты, ряды выложенных плиткой купален, словно в каком-нибудь санатории, палаты со ржавыми кроватными сетками и ремнями для фиксации на них. Уцелевшие таблички на дверях не добавляли ни капли смысла: “Барокамера №14”, “Вторичный отстойник”, “Утилизация жив. массы”, “Кислородная станция”.

Плач и бормотание раздались из тёмного коридора ровно в тот момент, когда я злобно швырнул в очередной сток ставший бесполезным последний маркер и собрался было поворачивать назад. Голос Светы, пусть тихий, я узнал сразу. Значит, и Эльдар где-то недалеко. Слава богу, нашлись. Сейчас выберемся. Я пошёл на звук.

От развилки уводило три коридора, сначала сунулся в левый, но голос стал как будто тише. Выругавшись, вернулся на перекрёсток. Бормотание гуляло эхом, сложно было определить источник.

— Светка! — крикнул я, наплевав на осторожность. — Свет, ты где?

Бормотание прекратилось, а потом из среднего прохода донеслось слабое “Паша?..”, и я ломанулся туда.

— Света, не молчи, продолжай говорить! — я перескакивал через кучи какой-то слизи на полу, луч налобника метался по сторонам, пытаясь определить, откуда шёл звук. — Я иду! Где ты? Где Эльдар?

— Я. Я? Нет. Не знаю, я… Мы потерялись, он пошёл искать выход, а я очень замёрзла, прямо как тогда в горах, снег такой сильный, не выйдешь из палатки, все следы замело, все наши следы замело, наши следы, их нет, нас нет, нас теперь нет…

Голос становился всё тише, превращаясь в то самое бормотание, что я уже слышал. Она бредила. Возможно, от переохлаждения. Но я уже обнаружил горизонтальный ряд воронкообразных отверстий в правой стене, достаточных, чтобы просунуть туда руку, но не более. Из них бежала вода, как и отовсюду здесь. Вентиляция, возможно? Луч потускневшего фонарика терялся в глубине узких нор, голос Светланы доносился оттуда. Никаких дверей в этой стене коридора не было.

— Свет, ты там? Главное — не спи, слышишь?

— Не спи, — раздалось из бетонной дыры. — Не спи, не спи, но ведь если очень хочется, хочется спать, мне снился красивый сон. Зачем ты пришёл? Ты кто?

Я и сам давно продрог, но тут меня натурально пробрало до костей, уж настолько слабым и мёртвым был её голос, все интонации будто стёрлись из него.

— Я Паша, помнишь? Пашка, мы вместе приехали шашлыки жарить. Я тебе помогу, подожди немного! Скажи, Эльдар давно ушёл?

Дыра не ответила. Я прислонился лбом к холодной стене, чтобы отдышаться. Бесполезно, надо скорее искать проход к ней. Возможно, третий коридор…

— Эльдар давно ушёл, — вдруг раздалось у меня над ухом, гораздо отчётливее, чем раньше. Света будто очнулась, ненадолго пришла в себя. — Нас унесло водой. И ты уходи, забудь. Иначе ластволишься сам. Как все сдесь.

— Потерпи, Свет, потерпи немного! Я скоро, обещаю.

Развернувшись, я побежал назад к развилке. Нырнул в третий коридор, распахнул первую дверь слева: ряды раковин, душевая. Метнулся дальше, вторая дверь. С-сука, не поддаётся! Протиснул пальцы под стальной лист, потянул всем телом, сунулся в образовавшуюся щель: помещение до самого потолка оказалось забито грязью, из которой торчали торцы каких-то пронумерованных контейнеров. Не то. Дальше по коридору, но фонарик разрядился окончательно, почти не давал света, и я едва не провалился в люк. Перепрыгнул, с трудом удержался на скользком полу, который вдруг стал покатым, схватился за край открытого дверного проёма и буквально затащил себя в него. Без сил опустился на пол.

— Дулак, — прошептали из темноты в метре от меня.

Фонарик окончательно погас. Я сорвал его со лба, на ощупь откинул крышку и достал из кармана запасные батарейки.

— Всё-всё-всё, — бормотал я, загоняя их на место, — я тут, Светк, я пришёл, всё хорошо, сейчас домой пойдём, да? Там тепло, солнышко, согреешься сразу. Водочки тебе нальём, грамм двести. И мне тоже…

Фонарик никак не хотел включаться. Чертыхнувшись, я достал батарейки, чтобы поменять полярность. Светка нащупала мою штанину и потянула.

— Да, да, один момент буквально. А с Эльдаром всё хорошо будет, не волнуйся, он же спортсмен. Мы сейчас спасателей вызовем… Ты чего делаешь?

Продолжение в комментариях ->

Андрей Кураев пишет: Как-то Юрий Никулин шёл с утра пораньше пешком на работу и стал свидетелем страшной трагедии — молодая женщина и её шестилетний сын были сбиты автомобилем на пешеходном переходе. Мать скончалась. Мальчик просто чудом не пострадал. Просто его руку вырвало из ладони матери при наезде.

Первое что сделал Юрий Владимирович это снял свой пиджак и накрыл им тело женщины, чтобы мальчишка не видел изувеченную, залитую кровью мать.

Очень быстро приехала милиция оцепившая место происшествия, скорая помощь, зачем-то пожарные, собралась огромная толпа зевак. Все они охали, ахали и обсуждали произошедшее. Как-то так вышло, что без внимание остался только плачущий мальчишка сидевший на обочине дороги.

Ну как так? — подумал Никулин, вышел из толпы (милиция увидев известного актёра останавливать его не стала только честь отдала) и сел рядом с мальчиком. Утешил как мог, подарил свой красный галстук с изображением пчелы, а потом ещё и на такси домой к бабушке увёз.

В этот день у Никулина была назначена серьёзная встреча с японской делегацией. Юрий Владимирович естественно опоздал. Опоздал почти на полтора часа, да ещё и вошёл в кабинет без пиджака (костюм приобретался специально за границей для протокольных мероприятий), без галстука, в белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Руководитель токийской делегации Ито Кобаяси и его коллеги посчитали внешний вид и опоздание Никулина оскорблением, нарушением протокола, на котором азиаты зациклены, и демонстративно покинули цирк.

Только спустя пять лет Кобаяси узнал истинную причину опоздания директора Цирка на Цветном Бульваре. Никулина пригласили в столицу Японии прислав за ним самолёт принадлежащий компании. В офисе Юрия Владимировича встретило семьдесят восемь низко поклонившихся японцев без пиджаков, без галстуков и в белых рубахах рукава которых были закатаны до локтя.

***
Быть может, это просто городской фольклор. Но очень правильный.
Взято у mi3cha